Князь - Страница 91

К оглавлению

91

– После батьки! – строго сказал он и приложился.

Вино оказалось неожиданно сладким. Духарев влил в себя почти все. Когда он передавал рог сыну, там оставалось на донышке.

Артем не обиделся, допил, помахал рогом Сурсувулу. Тот показал пальцем на пустующий трон: дескать, не от себя дарю, от кесаря.

Духарев еще успел увидеть этот жест, и тут все вокруг поплыло и закружилось.

«Забористое винцо», – подумал Сергей, почувствовал какой-то странный холод внутри и провалился в тишину.

Глава седьмая
В которой воевода Духарев едва не отправляется за Кромку

… Волосатые пальцы гендиректора нервно скребли стол.

«Что он так дергается? – подумал Духарев. – Решение утверждено, все бумаги подписаны. Теперь-то чего мандражироватъ? Разрулили бы по понятиям – сохранил бы кой-какой капиталец. Не захотел – сам виноват. Вот и сдал всё, кроме штиблет и костюмчика».

Словно угадав его мысли, гендиректор, нет, теперь уже бывший гендиректор, спрятал руки, сунув их под стол.

– Ну чё, Николаич, коньячку на посошок? – предложил Духарев.

Он был в отличном настроении.

– Не хочу я вашего коньяка! – взвизгнул бывший гендиректор.

– Дело твое, – Духарев с удовольствием потянулся. – А я – приму. Митька, налей моего фирменного, от лишнего веса! – велел он охраннику. Подмигнул бывшему гендиректору: – Знаешь анекдот, Николаич: «Боитесь потолстеть – выпейте коньяку. Коньяк снижает чувство страха».

И захохотал.

Его собеседник не засмеялся. Лицо его перекосилось.

– Гад ты, Сергей Иваныч!

– Расслабься, Лев Николаич! – Духарев не обиделся. Он никогда не обижался на побежденных. – Что ты рожу скорчил, будто хреном подавился. Сам виноват, что просрал холдинг. Нечего было в арбитраж соваться!

– Но я же прав! – закричал бывший гендиректор.

– Не-е, Николаич, прав ты только в одном, – назидательно произнес Духарев. – Что от коньяка отказался. Тебе теперь надо к водке «Кристалл» привыкать. Ты теперь…

Дальнейшее произошло быстро. В руке бывшего гендиректора появился маленький пистолетик.

– Не смей, придурок! – закричал Духарев, понимая, что не успеет даже выбраться из-за стола.

Охранник обернулся на крик… не раздумывая, метнул бутылку…

Бывший гендиректор пригнулся, бутылка разнесла напольную вазу, и тут гендиректор начал стрелять. Первый раз он промазал. Потом охранник прыгнул, заслоняя собой хозяина, принял на себя две пули, но четвертая и пятая Духарева достали. Одна прошила мякоть предплечья, вторая – серьезнее, вошла под левую ключицу. Шестого выстрела не последовало: в распахнувшуюся дверь влетел еще один охранник, снес стрелка массой, выкрутил руку, приплюснул к столешнице…

– По-любому тебе не жить, Дух! – прохрипел бывший гендиректор. – По-любому…

– Задавлю, сука! – Сергей Иванович начал подниматься… И тут левая рука его внезапно онемела, холод потек от нее под грудину, и свет начал гаснуть…

Духарев еще успел услышать сквозь вату чей-то крик, а затем погрузился в тишину и темноту.


Прикосновение было очень нежное, очень теплое, но как бы издалека. Ни рук, ни ног Сергей не чувствовал. Только шеей и спиной – мягкое, живое, дышащее… И тоже как будто издалека: сначала – непонятный, неразборчивый шепот, потом – тихое, тихое пение…

Так было здесь, а там – иначе.

Там он был распластан на столе, и железный насос гнал через его легкие холодный мертвый кислород, чужая кровь струилась по жилам, и чужие руки в мертвой резине ковырялись у него внутри, выковыривая из-под сердца крохотную, меньше фаланги мизинца, в который раз оплошавшую смерть.

Туда – не хотелось…

Духарев очнулся, с трудом разлепил глаза. В глазах плавала муть, но он все-таки разглядел рядом на подушке светлую женскую головку. А чуть позже ощутил легкую руку на груди и более тяжелую, приятно горячую ногу поперек живота.

Сотни раз Духарев просыпался именно так: рядом с женщиной, даже во сне не желавшей его отпускать. Но сейчас всё было неправильно. Никогда после ночи любви, даже после самой жестокой попойки, Сергей не чувствовал себя так хреново.

«Я же чуть не помер там, – вспомнил он свой сон. – В меня стреляли…»

Духарев хотел протереть глаза, шевельнул рукой… Но рука была – словно снулая рыба.

Сбоку раздался негромкий возглас. Духарев увидел лицо Артема.

– Батя! – проговорил сын с непривычной нежностью. – Батя! Слава Богу!

Женщина проснулась, убрала ногу с живота, привстала, приложила ладонь к его лбу…

– Ты…

Духарев хотел спросить: «Ты кто?», но тут сам вспомнил.

– Молчи… – сказала женщина, коснувшись рукой его губ. – Молчи, воевода…

– Сергей… Меня зовут Сергей… – прошептал он, с трудом шевеля пересохшим языком.

– Сергей. Молчи. – Влажная губка прижалась к губам.

– Дай ему сладкого молока, – сказал Артем. – Только немного. Я пойду, скажу всем, что батька очнулся.

– П-погоди… – прошептал Духарев.

– Молчи, батя, молчи! – Сын наклонился и тоже погладил его по щеке. – Ты не тревожься! Теперь всё будет хорошо!

Мягкая ладонь легла Духареву на затылок, приподняла голову. Внутри черепа толкнулась боль, но скоро ушла, словно втянулась в женскую ладошку. Край чаши коснулся губ. Теплая сладкая жидкость потекла в пересохшее горло… Через несколько мгновений глаза сами закрылись. Сергей уснул.


– В том вине был яд, – рассказывал Артем. – Я выпил совсем чуть, справился. Да и противоядие помогло. А ты был совсем плох. Захолодел весь. Грелки с горячим песком уже не помогали. Если бы не Людомила, ты бы, наверное, умер. Она два дня и три ночи лежала в твоей постели, согревала тебя, не давала уйти…

91